Северные снежные вершины главной гряды Туркестанского хребта в пределах Ура-Тюбинского района Таджикской ССР образуют живописнейшие ущелья. Спины глинистых предгорий покрыты арчевниками, а орошенная ручьями и отводными каналами котловина — садами и пашнями.
Здесь, в районе современного совхозного поселка Шахристан, уже двенадцать полевых сезонов проводит свои исследования Северотаджикистанский археологический отряд Института истории имени Ахмада Дониша Академии наук Таджикской ССР.
Главный предмет наших изысканий — раскопки раннесредневековой столицы государства Уструшана — города Бунджиката.
У местного населения город был известен под названием Калаи Кахкаха. Дворец уструшанских царей — афшинов, к расчистке которого мы приступили еще в 1965 году, пожалуй, одно из самых крупных классических сооружении раннего средневековья в Средней Азии. В нем около полутора десятков помещении, в том числе здесь и главный парадный зал длиной 18 и шириной 12 метров с двухъярусными полом, суфами и с выходящей в него царской тронной лоджией, и второй, «малый» зал размером около 95 квадратных метров, несколько крупных жилых комнат. Все они связаны между собой широкими и длинными коридорами. Превосходная настенная живопись украшала залы и комнаты дворца, коридоры. Изящные входные тамбуры с деревянными стенками-ширмами в сочетании с облицовкой стен резной фигурной керамикой, резьбой колонн и потолков делали внутренний интерьер помещении изящным.
Интереснейшей находкой полевого сезона 1967 года мы считаем живописную фреску, которую удалось расчистить на стене центрального коридора здания.
Эта фреска невелика: она занимала поверхность стены длиной полтора метра и высотой 85 см и включала целую сюжетную композицию. Справа от смотрящего сохранилась нижняя часть человеческой фигуры, изображенная в профиль, и нижняя часть кафтаноподобной одежды, перед ногой и выше уровня пояса фигуры прослеживался растительный орнамент, который, возможно, был фоном этих изображений. Большую часть занимала деталь росписи, на которой изображена в крупном плане волчица с припавшими к ее соскам двумя младенцами.
Художник изобразил их контурными, свободными киноварными линиями, нанесенными очень скупо и в то же время чрезвычайно умело: там, где необходимо, детали фигур разработаны более подробно. Контуры этой росписи сохранились довольно четко, несмотря на бушевавший в здании сильный пожар. Помимо того, что находка любой фрески является важнейшим событием раскопочного сезона, ценность шахристанской фрески прежде всего в том, что это первая уникальная фреска не только в Средней Азии, но и на всем Востоке с точным воспроизведением сюжета легенды об основателях Рима. Почему именно известный миф об основании Рима стал темой этого живописного панно?
Этот отнюдь не праздный вопрос потребовал очень тщательного исторического анализа, иначе детальной атрибуции фрески.
Известно, что миф о легендарных основателях города Рима — Ромуле и Реме — получил официальное признание в III веке до нашей эры. С тех пор на гербе Рима появилось изображение капитолийской волчицы, кормящей двух близнецов — Ромула и Рема.
В то время эта эмблема чеканилась в Риме на монетах. Находки таких монет известны и на территории нашей страны — две обнаружены на Украине, в Черниговской и Киевской областях, а в 1952 году в одном из помещений древнего Пенджикента был найден золотой брактеат (монетовидная пластина) с оттиском такого же изображения, который, как полагают советские ученые, оттиснули с римско-византийской монеты V—VI веков.
Случайно ли появление изображения эмблемы Рима в искусстве Средней Азии и когда это могло произойти?
Дело в том, что в первом тысячелетии нашей эры народы Средней Азии принимали самое активное участие в экономическом и культурном обмене со многими странами, в том числе и с Византией, преемницей Рима.
Древняя Согдиана, Уструшана и Фергана были тем перевалочным пунктом, через который из Византии и Европы провозили в Центральную Азию многие товары — шелк, изделия ремесленников и мастеров-ювелиров. Нередко большое количество предметов роскоши и различных диковинок оседало и в самой Средней Азии. Наиболее оживленные торговые связи были с VI до начала VIII века нашей эры. Из письменных источников известны посольства в Византию согдийского купца Маниаха и полководца Зимарха в 576 году, миссии Тагмы, Валентина и других.
Таким образом, проникновение в Среднюю Азию сюжета легенды об основателях Рима в период среднеазиатско-византийских сношений вполне реально.
Но нельзя сбрасывать со счета и другую, также реальную возможность. Такие мифологические сюжеты могли проникнуть в Среднюю Азию и непосредственно из самого Рима, ведь одно время, во II веке нашей эры, границы громадной рабовладельческой империи Рима простирались от Британии до Каспийского моря, так что восточные пределы империи практически непосредственно соседствовали со Средней Азией.
Тогда же через территорию Средней и Центральной Азии проходил и знаменитый трансконтинентальный «шелковый путь» (частично, от долины Зеравшана до Иссык-Куля, этот путь очень хорошо прослеживается по находкам римских денариев I—III веков нашей эры).
Большой клад римских денариев (около 300 монет) обнаружен у нас в республике, в районе Ура-Тюбе, в непосредственной близости от места находки шахристанской фрески. Среди них оказались и монета императора Веспасиана 74 г. н. э. и 18 монет II века н. э., выпущенных от имени шести других римских императоров. Этот клад — маленькая частичка того большого потока римского серебра, которое поступало на рынки Средней Азии.
Таким образом, этот период довольно тесных отношений западного греко- римского мира и Средней Азии в эпоху Кушанского царства, очень богатый событиями экономической и культурной жизни, не мог исключать и область духовных взаимовлиянии. Тем более, что именно здесь, в древнем Иране и Туране, издревле существовали многочисленные мифы о родовитых царских подкидышах, вскормленных животными и воспитанных пастухами, ремесленниками.
Но почему же все-таки в живописи Уструшаны был воспроизведен сюжет христианского Рима, иной религии? Нам думается, правильнее здесь пока ограничиться напоминанием некоторых фактов истории, а конкретное решение вопроса оставить открытым до окончания раскопок дворца Калаи Кахкаха I.
Видимо, от более ранней даты следует отказаться. И вот почему.
Массовое проникновение в Среднюю Азию христианства, особенно учения православных мелькитов, несториан и яковитов, начинается в IV—V веках нашей эры. В 334 году н. э. в городе Мерве (ныне г. Мары Туркменской ССР) был основан епископат, а в 420 году он был уже преобразован в митрополию (впоследствии Мерв становится одним из трех крупнейших центров несторианской культуры Персии и Средней Азии). Здесь православный мелкитский митрополит существовал и в XI веке н. э., во время господства мусульманской религии. В V веке н. э. христианство проникает в Самарканд, где в начале VII столетия уже существовала митрополия. В Самарканде христиане жили и в X столетии. В Средней Азии были целые христианские селения и сельские общины, такие, как Винкерд, в Голодной степи южнее Сырдарьи, и Вазкерд, к югу от Самарканда (заметим, что оба эти христианских места расположены у границ Уструшаны). Таким образом, в Средней Азии существовала определенная религиозная почва для усвоения мифологических традиций западного христианства.
Шахристанская фреска с древнеримским легендарным сюжетом раскрывает еще один доселе неизвестный, плохо изученный важный факт, касающийся истории Уструшаны. Воспроизведенный древнеримский легендарный сюжет в Средней Азии в VI—IX веках, примерно через тысячу лет после ее канонизации в самом Риме, ставит перед исследователями новый вопрос о характере переплетений устного народного творчества с изобразительным среднеазиатским искусством. После ряда открытий в Средней Азии фольклористы, искусствоведы и историки культуры получили дополнительные реальные факты для освещения этого периода среднеазиатской культуры.
Негматов Н.
Центр Льва Гумилёва в Киргизии.
