Сергей Дерин изучает зороастрийский дари и язык афганских нуристанцев, объясняет, почему вероятность сохранения малых языков невелика, а также размышляет о причинах внешнего сходства нуристанцев и скандинавов.
Где учился: международно-правовой факультет МГИМО, аспирантура Института языкознания РАН (сектор иранских языков).
Что изучает: язык зороастрийской общины города Йезд в центральном Иране.
Особые приметы: увлекается философией и историей, преподает иностранные языки.
Я занимаюсь языком зороастрийской общины города Йезд в центральном Иране, так называемым зороастрийским дари, или, как его называют местные мусульмане — «габруни», то есть «язык неверных». Результатом арабского завоевания Ирана в VII веке стало то, что одна из древнейших религий мира — зороастризм — оказавшая огромное влияние на иудаизм, христианство, манихейство и многие ближневосточные культы, была почти полностью вытеснена исламом. В настоящее время лишь несколько десятков тысяч жителей Исламской Республики Иран да парсы Индии и их потомки в разных уголках земного шара (как, например, Фредди Меркури) исповедуют зороастризм.
Большая часть иранских зороастрийцев живет в Тегеране и в значительной степени ассимилирована персидским шиитским большинством, однако небольшое количество проживает в центральном Иране. Наряду с персидским они используют в быту особый язык, относящийся к северо-западной подгруппе иранской группы индоевропейской семьи, наряду с курдскими диалектами, талышским, гилянским, заза, мазендеранским, лурским и другими языками. В свою очередь, государственный язык Ирана, персидский, или, как его называют на собственно персидский манер — фарси, относится к юго-западной подгруппе.
В тех условиях, в которых оказалась зороастрийская община Йезда, вероятность сохранения их языка в сколько-нибудь продолжительной исторической перспективе невелика. Все зороастрийцы двуязычны и, как правило, владеют местным диалектом персидского даже лучше, чем зороастрийским дари. Дети сплошь и рядом смешивают два языка, в результате чего не очень-то похожий изначально на персидский габруни (все-таки они относятся к разным подгруппам, скорее как русский и сербский, а не как русский и украинский) фактически превращается в его диалект. Похоже, через несколько десятилетий он исчезнет окончательно. Это, как бы мы ни оценивали данный факт, скорее всего судьба подавляющего большинства малых языков мира в обозримом будущем, если, конечно, что-то не остановит глобализацию.
Также я занимаюсь нуристанскими языками. Нуристанские, или, как их не очень политкорректно называли ранее, кафирские языки — это особая группа внутри индоевропейской семьи языков. Схематически можно разделить индоевропейские языки на две большие ветви — западную, куда войдут германские, кельтские, романские, балтийские, греческий, албанский, славянские языки, и восточную в составе армянского, иранских, индоарийских и нуристанских языков. Это довольно грубое деление, есть множество нюансов и возможностей посмотреть на индоевропейские языки под другим углом, где, например ближе друг к другу окажутся греческий, албанский и армянский или же славянские языки окажутся родственнее иранским, чем их западным соседям, но указанное деление считается традиционным.
Только в конце XIX века стало известно еще о нескольких языках, позднее выделенных в отдельную, самую маленькую по числу носителей и, на мой взгляд, самую необычную группу индоевропейских языков, о которой и по сей день очень мало известно. В 1890–1891 годах труднодоступную область в горах восточного Гиндукуша посетил британец Джордж Скотт Робертсон, издавший в 1896 году книгу «Кафиры Гиндукуша». Робертсон был возможно не первым (есть сведения, что до него здесь побывали португальский миссионер-иезуит Бенту ди Гоэш, путешествовавший из Лахора в Китай, а также британский путешественник полковник Александр Гарднер), но уж точно последним европейцем, заставшим первозданный — языческий — Кафиристан, то есть «страну неверных» — уникальную область площадью около 10–20 тысяч квадратных километров в сердце Азии, окруженную со всех сторон мусульманскими народами и империями, но сумевшую в течение более 1000 лет отстаивать политическую и религиозную независимость от исламского мира.
В конце XIX века под руководством афганского эмира Абдуррахмана пуштунские войска захватили-таки непокорных язычников и обратили их огнем и мечом в ислам, уничтожив попутно почти все памятники языческой культуры. Часть спаслась бегством и укрылась в соседнем княжестве Читрал (ныне часть Пакистана), однако и там вскоре перешла в ислам. Языческим в регионе, и то лишь наполовину, остался лишь крошечный дардский народ калаша численностью 6–10 тысяч человек, но их язычество иное, чем было у нуристанцев, и доставляет им, возможно, больше неудобств, ввиду непрекращающегося потока западных ученых и просто любопытных. Абдуррахман переименовал область в Нуристан, то есть в переводе с персидского — «страна света», подразумевая свет ислама.
Первым человеком, описавшим некоторые из нуристанских языков, был выдающийся норвежский лингвист, иранист и индолог Георг Моргенстьерне (1892–1978). Все языки бесписьменные, хотя существуют попытки внедрить письменность на основе арабо-персидской графики для крупнейшего языка — кати. На нем существует и радиовещание, впрочем, весьма ограниченное. Кроме кати, делящегося, в свою очередь, на три основных диалекта — кам-вири, ката-вари и мум-вири (то есть речь Кома, речь кати и речь Мумо), это языки ашкун, вайгали и прасун, а также далеко отстоящие диалекты/языки земиаки и трегами. Общая численность их носителей больше 150 тысяч, но вряд ли превышает 300 тысяч человек.
Пальма первенства в исследовании диалекта ката-вари принадлежит российскому иранисту Александру Леоновичу Грюнбергу-Цветиновичу (1930–1995), впервые описавшему этот язык. Диалектом кам-вири занимается американский лингвист Ричард Стрэнд, а центром изучения языков вайгали и прасун является в настоящий момент Германия, где ими занимаются профессора Майнцского университета Георг Будрусс и Альмут Дегенер. Это, пожалуй, почти исчерпывающий список исследователей нуристанских языков, что, на мой взгляд, удивительно, учитывая крайнюю оригинальность, экзотичность материала. Подумать только – еще немногим более 100 лет назад эти народы были самыми что ни на есть исконно-посконными арийцами-язычниками, поклонявшимися богу Имре и приносившими жертвоприношения богу войны в виде пуштунов, тоже, как известно, не самого миролюбивого на свете народа.
Из-за того что чертогами нуристанцам служат покрытые вечными льдами семитысячники Гиндукуша (кстати, название горного хребта переводится с персидского как «смерть индусов», через него обычно шли завоеватели в Индию), в их языках существует сложнейшая система средств пространственной ориентации, отдаленными аналогами которой могут служить русские сложные предлоги типа «по-над пропастью» или выражение «из-под выподверта». Без них никак не обойтись нуристанцу, чтобы указать местоположение чего-либо в горах относительно говорящего, слушающего, направления течения горной реки, уровня террасы и так далее. Число таких средств в одном языке может превышать сотню. Несмотря на экзотичность языков и их носителей, европеец может сделать в них вызывающие изумление открытия. Например, «нет» на языке кати будет «nej» [нэй] — так же, как, например, по-шведски, а слово «gnily» (ударение на первый слог) означает то же, что и русское «гнилой». Действительно, все эти языки отдаленно родственны, и указанные слова имеют общую этимологию, это не совпадения.
Исследователя в Нуристане ждут и другие находки. Многие представители местных племен внешне сойдут скорее за жителей Германии, России или Скандинавии, но никак не Афганистана. Долгое время несознательные элементы тиражировали версии о происхождении нуристанцев и ряда других местных народов от воинов Александра Македонского, но эти россказни не подтверждаются генетическими исследованиями. Антропологические особенности могут объясняться тем, что жители гор меньше смешивались или вообще не вступали в контакты с дравидийскими народами, принадлежащими отчасти к экваториальной расе и плотно населявшими прилегающие равнины в далеком прошлом. Небольшие островки дравидийского населения — например, брагуи, живут в Афганистане, Пакистане и северной Индии и поныне.
Конечно, со времен исламского завоевания многое изменилось — раньше в Нуристане вовсю гнали вино, что сейчас, по понятным причинам, проблематично. Однако кое-что не меняется. По-прежнему всю тяжелую работу выполняют женщины, в то время как мужчины большую часть времени проводят на летовках со скотом или в военных стычках — теперь уже, правда, как ревностные мусульмане.
Есть и другие версии относительно религиозной жизни нуристанцев. Говорят, что у местных жителей сохраняется еще немало пережитков доисламской религии, которые они скрывают от приставленных к каждой деревне мулл. Якобы нуристанская народная музыка в корне отличается по мелодике от напевов соседних народов, распространены языческие по своему происхождению танцы. Так ли обстоят дела в наше время, сказать сложно — некогда языческий Нуристан сейчас, увы, почти полностью находится под контролем фанатиков-талибов и попасть туда непросто.
Фулкато Палванзаде